Осколки чести. Барраяр - Страница 120

120

— Это кажется… достаточно справедливым, по-моему.

— Да… Одолжение другу. Или… первая щель, через которую к нам снова вползет этот адский обычай. Что произойдет, когда ко мне снова обратятся с такой просьбой — и еще, и еще? Где остановиться? А если в следующей дуэли будет замешан мой политический противник, а не член моей партии? Значит, все смерти, которые понадобились для того, чтобы искоренить этот обычай, были напрасными? И еще хуже: это будет прецедентом того, как на правительство оказывают давление друзья — а потом последуют группировки. Говори об Эзаре Форбарра что хочешь, но за тридцать лет неустанного труда и беспощадной жестокости он превратил правительство из клуба форов в некое подобие — пусть даже непрочно стоящее на ногах — власти закона, одного закона для всех.

— Я начинаю понимать, в чем проблема.

— И надо же, чтобы мне — именно мне! — выпало принимать это решение! Ведь меня самого двадцать два года Назад должны были публично казнить за тот же самый проступок! — Форкосиган остановился перед женой. — К сегодняшнему утру весь город уже слышал вчерашнюю историю. Я приказал, чтобы службы новостей пока ничего не сообщали, но это все равно что плевать против ветра. Пытаться замять дело уже слишком поздно — даже если бы я захотел. Так что же я предам сегодня? Доверие Эзара Форбарры? Или друга? Можно не сомневаться, какое решение Принял бы он.

Он снова сел рядом, нежно обняв Корделию.

— И это только начало. Каждый месяц, каждая неделя будут приносить что-нибудь в этом роде. Что от меня останется после пятнадцати лет такой жизни? Пустая оболочка? Наподобие той, что мы похоронили три месяца назад? До последнего вздоха надеявшегося, что Бога нет?! Или совращенное властью чудовище, каким был его сын — настолько зараженный, что стерилизовать его можно было только плазмотроном? Или что-то еще более страшное?

Неприкрытая мука в его словах привела Корделию в смятение. Она крепко обняла мужа.

— Не знаю. Не знаю. Но ведь кто-то… кому-то всегда приходилось принимать такие решения, пока мы жили в благословенном неведении. И они тоже были просто людьми. Не лучше и не хуже тебя.

— Пугающая мысль.

Она вздохнула.

— Нельзя выбирать впотьмах между большим и меньшим злом с помощью одной лишь логики. Можно только ухватиться за спасительную нить принципов. Я не могу принимать решения за тебя. Но какие бы принципы ты сейчас ни избрал, они станут твоей путеводной звездой на пути к истине. И ради твоего народа ты должен избрать последовательные принципы.

Он замер в ее объятиях.

— Знаю. На самом деле я, конечно, уже принял решение. Я просто… дергаюсь, идя ко дну. — Он высвободился из ее рук и снова встал. — Милый мой капитан, если я через пятнадцать лет не сойду с ума, то только благодаря тебе.

Она посмотрела на него снизу вверх:

— Так что же это за решение?

Глубокая боль в глазах Эйрела послужила ей ответом.

— О нет! — невольно вскрикнула она, но заставила себя сдержаться. «А я-то пыталась говорить разумно. Мне это и в голову не приходило!»

— Разве ты не поняла? — мягко и безнадежно спросил он. — Возможен только вариант Эзара — здесь. Он правит и из могилы.

И Форкосиган ушел в ванную вымыться и переодеться.

— Но ты же не он, — прошептала Корделия пустой комнате. — Неужели ты не можешь найти собственного пути?

Глава 8

Спустя три недели Форкосиган присутствовал на публичной казни Карла Форхаласа.

— Тебе обязательно надо идти? — спросила его Корделия в то утро, когда он одевался, холодный и отчужденный. — Мне не обязательно, правда?

— Господи! Конечно, нет. Я тоже официально не обязан идти, только… я не могу не идти. Ты же сама все понимаешь.

— По правде говоря, не понимаю. Если только это не форма самобичевания. Я не уверена, что ты можешь позволять себе такую роскошь при твоей работе.

— Я должен идти. Пес всегда возвращается к своей блевотине, так? Его родители тоже там будут. И его брат.

— Какой варварский обычай!

— Мы могли бы считать преступления болезнью — как это делаете вы, бетанцы. Ты знаешь, каково это. По крайней мере мы убиваем человека сразу, а не по частям в течение нескольких лет… Уж не знаю, что лучше.

— Как… как это делается?

— Отрубают голову. Считается, что это почти безболезненно.

— Откуда это известно?

— Очень разумный вопрос.

Уходя, он не обнял ее. Вернулся Эйрел меньше чем через два часа, подавленный. Отрицательно покачав головой в ответ на ее нерешительное предложение поесть, он отменил назначенную на день встречу, удалился в библиотеку графа Петера и долго сидел там в одиночестве, так и не раскрыв ни одной книги. Спустя некоторое время Корделия пришла к нему, устроилась на диванчике и стала ждать, когда он вернется к ней из того далека, где сейчас находились его мысли.

— Мальчик пытался держаться мужественно, — произнес адмирал после часового молчания. — Видно было, что каждый жест он обдумал заранее. Но остальные не сумели следовать сценарию. Мать его сломалась. И в довершение всего чертов палач промахнулся. Ему пришлось сделать три удара.

— Похоже, сержант Ботари с перочинным ножиком справился бы лучше.

В это утро призрак Форратьера преследовал ее упорнее обычного.

— Ничего более ужасного нельзя себе представить. Его мать проклинала весь свет и меня тоже. Пока Ивон и граф Форхалас не увели ее. — Бесцветный голос Эйрела вдруг изменился. — Ох, Корделия! Я принял неверное решение! И все же… все же… другого не было. Ведь правда?

120