Осколки чести. Барраяр - Страница 170

170

— Но получается, что вы идете навстречу опасности, а я от нее бегу.

— Опасное заблуждение. Подумай сам. Если люди Фордариана снова поймают ее, пощады не будет ни ей, ни тебе, ни ребенку. Слово «безопасность» здесь неуместно. Есть только крайняя необходимость, логика и способность не терять голову.

Он вздохнул:

— Я попробую, миледи.

— «Пробовать» нельзя. Падма Форпатрил «попробовал». Изволь справиться, Ку.

Он медленно кивнул:

— Слушаюсь, миледи.

Ботари ушел разыскивать новый костюм для Куделки — бедняк, молодой муж и новоиспеченный отец.

— Клиенты всегда что-нибудь да оставляют, — заметил он.

Корделия гадала, во что Ботари нарядит леди Форпатрил. Ку понес еду Элис и Друшикко. Вернулся он ужасно подавленный и снова примостился рядом с Корделией.

Спустя некоторое время он сказал:

— Теперь-то я понимаю, почему Дру так тревожилась, не забеременела ли она.

— Понимаешь?

— После того как я увидел, через что прошла леди Форпатрил, собственные неприятности кажутся мне ужасно мелкими. Господи, ей ведь было так больно!

— Угу. Но боль длится всего один день. — Она потерла шрам на животе. — В крайнем случае несколько дней. Думаю, тревога Дру объяснялась совсем не боязнью боли.

— А чем же тогда?

— Это… вмешательство трансцендентного. Сотворение жизни. Я думала об этом, когда вынашивала Майлза. «Этим я приношу в мир смерть». Рождение и смерть, а между ними вся боль и свобода выбора. Я не понимала некоторых мистических символов Востока вроде Смерти-матери, Кали, пока до меня не дошло, что в них нет никакой мистики — в них только реальность. «Случайность» в сексе по-барраярски может запустить причинно-следственную цепочку, которая протянется до конца времен. Наши дети меняют нас… появляются они на свет или нет. Пусть даже на этот раз ребенок оказался воображаемым, Дру коснулась эта перемена. А тебя разве нет?

Он озадаченно покачал головой:

— Я об этом не думал. Я просто хотел быть нормальным. Как другие мужчины.

— По-моему, твои инстинкты сработали правильно. Но одних инстинктов недостаточно. Ты не мог бы ради разнообразия заставить свои инстинкты и разум работать вместе, а не порознь?

Он хмыкнул.

— Не знаю. Не знаю… как теперь с ней говорить. Я же извинился, сказал, что мне стыдно.

— У вас так и не наладились отношения, да?

Куделка горестно кивнул.

— А знаешь, что меня больше всего мучило, пока мы сюда ехали? — спросила Корделия.

— Нет…

— Я не смогла попрощаться с Эйрелом. Если… если со мной что-то случится — или, если на то пошло, с ним, — между нами останется что-то незавершенное, и это не дает мне покоя. И будет уже невозможно это исправить.

— М-м. — Куделка погрузился в размышления, как-то сразу сникнув.

Корделия задумалась.

— А не попробовать ли что-нибудь еще, кроме извинений? Ну, например, спросить: «Как ты себя чувствуешь? У тебя все в порядке? Тебе помочь? Я люблю тебя». Классические фразы. Знаешь, я только сейчас заметила, что все это в основном вопросы. Они показывают, что ты хочешь начать разговор, понимаешь?

Он печально улыбнулся:

— По-моему, она больше не хочет со мной говорить.

— А что, если… — Корделия откинула голову и невидяще уставилась в конец коридора, — если бы в ту ночь ничего не случилось, если бы ты не впал в панику… Если бы этот идиот Ивон Форхалас не прервал вас своим спектаклем… — «Ах, если б так и было! Слишком много боли они причиняют, все эти если». — Вернемся к самому началу: вот вы сидели, обнимались. — Эти слова напомнили ей об Эйреле, но о нем сейчас тоже было слишком больно думать. — Вы нежно расстались, наутро ты просыпаешься, мучась от неутоленной страсти… Что делают на Барраяре потом?

— Потом — сваха.

— Что?

— Ее родители или мои нанимают сваху. И она… ну… все улаживает.

— А что делаешь ты?

Он пожал плечами:

— Являюсь на свадьбу без опоздания и плачу по счетам, наверное. А чаще всего по счетам платят родители.

«Неудивительно, что он совершенно растерялся».

— Ты ведь хотел жениться? Не просто переспать с ней?

— Да! Но… миледи, я ведь даже в хорошие дни всего лишь полчеловека. Ее родные поднимут меня на смех, если увидят…

— Ты встречался с ее родными? Они тебя видели?

— Нет.

— Ку, ты сам-то понимаешь, что говоришь?

Он выглядел пристыженным.

— Ну…

— Сваха. О Господи!

Корделия встала.

— Куда вы?

— Сватать, — решительно сказала она. Подойдя к двери леди Форпатрил, она заглянула в комнату. Друшикко сидела, наблюдая за спящей; нетронутое пиво и бутерброды остались на прежнем месте.

Корделия проскользнула в комнату и осторожно закрыла за собой дверь.

— Знаешь, — тихо сказала она, — хорошие солдаты никогда не упустят случая поесть и поспать. Потому что никогда заранее не известно, сколько всего предстоит сделать, прежде чем представится следующая возможность.

— Я не голодна.

Вид у Друшикко был сумрачный и какой-то раздосадованный.

— Хочешь поговорить?

Та неуверенно пожала плечами и пересела на кушетку в дальнем углу комнаты. Корделия устроилась рядом.

— Сегодня, — начала Друшикко, — я впервые побывала в настоящем бою.

— И ты действовала превосходно. Ты…

— Нет, — Друшикко с досадой махнула рукой, — вовсе нет.

— Разве? А мне показалось, что все было как надо.

— Я пробежала позади дома, парализовала двух солдат, дежуривших у задней двери. Они меня даже не заметили. Потом заняла позицию на углу. Я видела, как эти люди мучили леди Форпатрил — оскорбляли ее, толкали, тискали… Я так разозлилась, что приготовила нейробластер. Хотела их убить. А потом началась стрельба. И… и я замешкалась. Из-за меня погиб лорд Форпатрил. Я виновата…

170