— Дру, он хочет тебе кое-что сказать. Поскольку вы, похоже, говорите на разных языках, он попросил меня быть переводчицей.
Куделка смущенно покачал головой, глядя куда-то в сторону.
— Вот сейчас, например, он хочет сказать: «Я лучше буду несчастен до конца дней, чем покажусь смешным». Но ты на это не обращай внимания. Так, дайте сообразить. Кто начинает?
Последовало короткое молчание.
— Я говорила, что беру на себя роль ваших родителей? Для начала я стану матушкой Ку. «Ну что, сынок, неужели ты еще не встретил хорошей девушки? Тебе ведь уже почти двадцать шесть». Я видела ту запись, — сообщила она онемевшему Куделке своим обычным голосом. — По-моему, у меня получается, а? И форма, и содержание. А Ку отвечает: «Да, ма, есть у меня на примете чудесная девушка. Молодая, красивая, умная…» А матушка Ку говорит: «Ах!» — и нанимает меня, услужливую соседку-сваху. И я иду к твоему отцу, Дру, и говорю: «Есть тут один молодой человек. Лейтенант императорских войск, личный секретарь лорда-регента, герой войны, в курсе всех серьезных дел империи…» А он отвечает: «Этого больше чем достаточно. Мы его берем». Тогда…
— По-моему, он скажет еще кое-что! — прервал ее Куделка.
Корделия повернулась к Друшикко.
— Ку говорит, что, по его мнению, твоим родным он не понравится, потому что он — калека.
— Ну нет! — возмутилась Друшикко. — Это не так…
Корделия подняла руку, делая ей знак молчать.
— Как твоя сваха, вот что я тебе скажу, Ку. Когда единственная обожаемая дочка указывает пальчиком и решительно говорит: «Па, мне нужен вот этот», — благоразумный па отвечает: «Да, милочка». Признаю, что убедить трех братьев-здоровяков будет не так легко. Стоит ей только прибежать вредительский дом заплаканной — и тебя ждут большие неприятности в темном переулке. Из этого я заключаю, что пока ты им не жаловалась, Дру?
Та невольно хихикнула.
— Нет!
По лицу Куделки было видно, что эта новая мысль его озадачила.
— Видишь, — сказала Корделия, — ты еще можешь ускользнуть от возмездия — если поспешишь. — Она повернулась к Дру. — Я знаю, что он показал себя олухом, но ручаюсь тебе: он — обучаемый олух.
— Я же говорил, что мне стыдно, — обиженно вставил Куделка.
Друшикко резко выпрямилась.
— Да. Неоднократно, — холодно отозвалась она.
— И тут мы переходим к главному вопросу, — медленно и серьезно произнесла Корделия. — На самом деле, Дру, Ку хочет сказать, что ему ни капельки не стыдно. Те минуты были прекрасны, ты сама была еще прекраснее, и он хотел бы проделать это еще раз. И еще, и еще, и только с тобой, всегда с тобой, с благословения родных и без помех. Это так, Ку?
— Я… ну… да!
Друшикко моргнула:
— Но… ведь это я и хотела от тебя услышать!
— Правда?
«А система сватовства не лишена определенных достоинств», — решила Корделия.
Она встала с дивана и взглянула на хронометр. Веселость исчезла.
— У вас есть еще немного времени. И вы успеете сказать друг другу очень многое, если только придерживаться самых простых слов.
В предрассветные часы в переулках караван-сарая было не так беспросветно темно, как в горах. Подернутое дымкой небо отражало слабое зарево городских огней. Все лица казались сероватыми и нечеткими. Корделия усилием воли отогнала мысль: «Как лица мертвецов».
Леди Форпатрил, хотя и не слишком твердо держалась на ногах, но все-таки уже могла идти самостоятельно. «Мадам» пожертвовала для нее кое-какую одежду, оказавшуюся на удивление приличной: серая юбка ниже колен и теплый свитер. Куделка сменил военную форму на широкие брюки, старые ботинки и куртку. Он нес маленького Айвена, надежно закутанного в самодельные пеленки. Словом, полная иллюзия бедной семьи, пытающейся до возобновления боев выбраться из города к родственникам в деревню. На пути в Форбарр-Султан Корделия видела сотни таких же беженцев.
Куделка критически осмотрел свой маленький отряд, потом задержал взгляд на трости. Полированное темное дерево, блестящий стальной наконечник и инкрустированный набалдашник — слишком роскошно для такой бедной семьи. Он вздохнул.
— Дру, ты не могла бы ее как-нибудь замаскировать? На таком фоне она сразу же бросается в глаза, к тому же мешает нести младенца.
Друшикко кивнула, опустилась на колени, и, завернув трость в рубашку, запихнула ее в свою сумку. Корделия, вспомнив, что случилось с Куделкой после его первого визита в караван-сарай, тревожно всматривалась в темноту.
— Я думаю, на нас никто не нападет в этот час? Вид у нас небогатый.
— Есть и такие, кто готов убить даже ради лохмотьев, — мрачно ответил Ботари, — зима на носу. Но сейчас здесь спокойнее, чем обычно. Отряды Фордариана прочесали весь квартал, собирая «добровольцев», чтобы рыть бомбоубежища в городских парках.
— Никогда не думала, что так обрадуюсь применению рабского труда, — заметила Корделия.
— Да чушь все это, — сказал Куделка, — только парки портят. Даже если убежища и успеют достроить, места там хватит лишь для немногих. Зато все это показывает заботу Фордариана о простом народе, которому грозит обстрелами и бомбардировками злое чудовище — лорд Форкосиган.
— На этот раз, — Ботари отвернул полу куртки, показав серебристый ствол нейробластера, — я оснащен как следует.
Ну, вот и все. Корделия обняла Элис Форпатрил, та в ответ сжала ее плечи и прошептала:
— Помоги тебе Бог, Корделия. И да гореть Фордариану в аду!
— Счастливого пути. Увидимся на базе Тейнери, договорились? — Корделия взглянула на Куделку. — Если сумеешь выжить — одним этим ты уже нанесешь поражение врагам.