— Прекрасно. Я разбужу вас попозже.
Форкосиган зашагал вдоль края прогалины, прихватив с собой люминофор. Свет дрожал во мраке, как пленный светлячок. Корделия лежала на спине рядом с Дюбауэром. Сквозь густеющий туман кое-где поблескивали звезды. Может ли одна из них оказаться ее кораблем — или кораблем Форкосигана? Маловероятно — они сейчас должны быть слишком далеко.
Она чувствовала себя опустошенной. Энергия, воля, желания утекали, как сверкающая влага, и впитывались в песок бесконечности. Но, переведя взгляд на лежащего рядом Дюбауэра, Корделия заставила себя вырваться из водоворота отчаяния. «Я по-прежнему командир, — резко напомнила она. — У меня есть подчиненный. Ты по-прежнему нужен мне, мой бедный мичман, хотя теперь не можешь быть полезен даже себе самому…»
Казалось, эта мысль была ключом к какому-то великому озарению, но тут все перемешалось — и Корделия заснула.
В сером утреннем тумане они разложили свое скудное имущество в самодельные рюкзаки и начали спускаться по склону. Корделия вела Дюбауэра, поддерживая его, когда он спотыкался. Неизвестно было, узнает ли ботаник человеческие лица, однако он явно предпочитал цепляться за нее и сторонился Форкосигана.
Деревья становились выше, а лес — гуще, так что Форкосигану пришлось прорубать дорогу своим ножом. Потом они пошли вдоль ручья. Сквозь кроны деревьев стали проникать солнечные лучи, высвечивая ярко-зеленые подушки мхов, сверкающие водные струи, камни, подобные россыпям медных монет.
У мелких существ, сходных с земными насекомыми, преобладала радиальная симметрия. Какие-то летающие твари, вроде воздушных медуз, целыми стаями плыли над ручьем, переливаясь всеми цветами радуги. Корделия наслаждалась редкостным зрелищем. Похоже было, что эти живые мыльные пузыри заставили смягчиться даже Форкосигана: он объявил привал на удивление быстро.
Они напились из ручья и сидели, наблюдая, как сверкающие шарики мелькают и раздуваются в брызгах водопада. Закрыв глаза, Форкосиган прислонился к стволу дерева. Корделия поняла, что он тоже смертельно устал. Оставаясь незамеченной, она с любопытством разглядывала его. В этом человеке не было ничего загадочного — просто немолодой военный, и держится он, как ему и положено — с резковатым достоинством кадрового офицера. И все же подсознание не давало ей покоя — словно она забыла что-то очень важное. Но вот память выбросила нужное слово — и Корделия, ошеломленная внезапным открытием, не удержала возгласа:
— Я знаю кто вы. Форкосиган, Мясник с Комарры.
Она сейчас же пожалела о сказанном: он открыл глаза и посмотрел на нее. На лице его сменялись какие-то странные выражения.
— Что вам известно о Комарре?
— То же, что и всем. Маленькая скалистая планетка, которую вы захватили из-за удобного расположения пространственно-временных тоннелей. Правящий сенат сдался на ваших условиях — и моментально был уничтожен. Вы возглавляли экспедицию, и… — Тут она вспомнила, что Форкосиган с Комарры вроде бы имел звание адмирала. — Это были вы? А мне послышалось, будто вы сказали, что не убиваете пленных.
— Это был я.
— И за это вас понизили в чине? — изумилась она. Ей всегда казалось, что такого рода поведение для барраярцев в порядке вещей.
— Не за это. За то, что было потом. — Ему явно не хотелось об этом говорить, но, к ее удивлению, он все же продолжил: — Последствия удалось замять, а произошло следующее. Я дал сенаторам слово — слово Форкосигана, — что они останутся живы. А политофицер рассудил иначе, велев перебить их без моего ведома. Я его за это казнил.
— Боже правый.
— Собственными руками свернул ему шею — прямо в капитанской рубке флагмана. Видите ли, это стало личным делом — была затронута моя честь. Я не мог приказать его расстрелять: все боятся Министерства политического воспитания.
Так официально называется барраярская тайная полиция, вспомнила Корделия. Политофицеры — резиденты этого министерства в армии..
— А вы не боитесь?
— Скорее они меня боятся, — усмехнулся он. — Они вроде вчерашних трупоедов — не любят нападать днем. Но спину им подставлять не следует.
— Удивительно, что вас не повесили.
— Поднялся страшный шум, но за закрытыми дверями, — согласился он, поглаживая капитанские нашивки на воротнике. — Форкосиган пока еще не может просто раствориться в ночи. Однако я нажил сильных врагов.
— Не сомневаюсь. — Корделия решила, что этот рассказ вполне может оказаться правдой, хотя у нее не было оснований ему доверять. — А вы, случайно, вчера не… э-э… не подставили спину кому-то из ваших врагов?
— Не исключено, — медленно проговорил он, пристально глядя на нее. — Однако в связи с такой теорией возникают некоторые неувязки.
— Например?
— Я еще жив. Вряд ли они, осмелившись начать, не доведут дело до конца. Несомненно, они предпочли бы обвинить в моей гибели бетанцев.
— Ну и ну! А я-то думала, что у меня трудная задача — командовать дюжиной интеллектуалов, опекать их и понукать, следить, чтобы они работали и не перессорились.
Форкосиган чуть заметно улыбнулся.
— Судя по тому, что я слышал о бетанцах, вам тоже приходится нелегко. Я, наверное, не захотел бы поменяться с вами местами. Я бы не выдержал, если бы каждый мой приказ оспаривался.
— Они оспаривают не каждый приказ. — Корделия даже рассмеялась своим воспоминаниям. — Со временем приучаешься их улещивать.
— Интересно, где-то он сейчас, ваш корабль? — небрежно заметил барраярец.