— Ты просишь, чтобы я тебя судила?
— Кто-то должен это сделать.
— Извини. Я могу тебя любить. Я могу горевать о тебе или вместе с тобой. Я могу разделить твою боль. Но судить тебя я не могу.
— Эх! — Он перевернулся на живот и стал смотреть в лагерь. — Находясь с тобой, я слишком много говорю. Если мой мозг когда-нибудь позволит мне забыть о реальности, я, наверное, стану очень болтливым сумасшедшим.
— Ты так больше ни с кем не разговариваешь, правда? — встревожилась она.
— Господи, конечно нет. А ты… ты… я даже не знаю, что ты такое. Но мне это нужно. Ты выйдешь за меня замуж?
Корделия вздохнула, спрятала голову себе в колени, закручивая в пальцах стебелек травы.
— Я люблю тебя. Ты это знаешь, надеюсь. Но Барраяр я принять не могу. Барраяр пожирает своих детей.
— Но Барраяр — это не только политика. Многие всю жизнь ее вообще не замечают.
— Да, но ты не из таких людей.
Он сел.
— Не знаю, смогу ли я получить визу в Колонию Бета.
— В этом году, наверное, нет. И в следующем тоже. Там сейчас всех барраярцев считают военными преступниками. У нас уже много лет не было такого оживления. Сейчас победа всем ударила в голову. И потом, еще остается Комарра.
— Ясно. Значит, мне не дадут работу в качестве тренера дзюдо. И вряд ли позволят писать мемуары.
— Сейчас тебе было бы трудно избежать расправы разъяренной толпы. — Она взглянула в его мрачное лицо. — Мне… мне все равно на некоторое время надо вернуться домой. Повидаться с родными, обо всем тихо и спокойно подумать. Может, отыщется какое-нибудь решение. И будем писать друг другу.
— Да, наверное.
Форкосиган встал и помог ей подняться на ноги.
— Где ты будешь после этого? — спросила Корделия. — Тебе вернули адмиральское звание.
— Ну, я закончу всю эту грязную работу, — широким взмахом руки Форкосиган как бы охватил и лагерь военнопленных, и все эскобарское мероприятие, — а потом, наверное, тоже вернусь домой. И напьюсь. Я больше не смогу ему служить. Здесь он меня потерял. Между нами навсегда останется смерть его сына и пяти тысяч человек, сопровождавших принца в ад. Форхалас, Готтиан…
— Не забудь эскобарцев. И еще нескольких бетанцев.
— Не забуду. — Он пошел рядом с нею по тропе. — Тебе в лагере ничего не нужно? Я старался наладить снабжение, насколько позволяют наши запасы, но мог о чем-то забыть.
— Сейчас тут все в порядке. Мне ничего особенно не нужно. Единственное, что нам всем необходимо, — это вернуться домой. Хотя… Если честно, то у меня есть одна просьба…
— Только скажи.
— Могила лейтенанта Роузмонта. Она так и не отмечена. Может, я сюда уже больше никогда не вернусь. Пока еще остались следы нашего лагеря, ты не мог бы приказать, чтобы твои люди установили там какой-нибудь знак? Дату и место рождения я помню. Я ведь читала его личное Дело, а память у меня хорошая.
— Я лично об этом позабочусь.
— Подожди!
Он остановился, и Корделия протянула ему руку: сильные короткие пальцы обхватили ее узкую кисть. Кожа у него была теплая и сухая. Это прикосновение ее обожгло.
— Прежде чем мы снова встретим твоего бедного Иллиана…
Он обнял ее, и они впервые поцеловались. Потом еще и еще.
— Ох, — пробормотала она. — Наверное, это ошибка. Так больно, когда ты останавливаешься.
— Ну, так разреши… — Рука его нежно погладила ее волосы — потом отчаянно зарылась в сверкающие пряди, и они вновь приникли друг к другу.
— Кхм… сэр? — появившийся на тропе Иллиан громко откашлялся. — Вы не забыли о совещании в штабе?
Форкосиган со вздохом отпустил Корделию.
— Нет, лейтенант. Я не забыл.
— Можно вас поздравить, сэр? — улыбнулся человек-компьютер.
— Нет, лейтенант.
Иллиан мгновенно посерьезнел.
— Я… я не понимаю, сэр.
— Ничего, лейтенант.
И они пошли дальше: Корделия сунула руки в карманы, Форкосиган сцепил их за спиной.
На закате следующего дня, когда большая часть эскобарских женщин уже улетела на катере к кораблю, который прибыл, чтобы везти их домой, подтянутый барраярский охранник возник у входа в их убежище и позвал капитана Нейсмит.
— Адмирал шлет вам свои приветствия, мадам, и хочет узнать, не пожелаете ли вы проверить данные на надгробии, приготовленном для вашего офицера. Оно в его кабинете.
— Да, конечно.
— Корделия, Бога ради, — прошипела лейтенант Альфреди, — не ходите туда одна!
— Это не страшно, — огрызнулась Корделия. — Форкосиган меня не съест.
— О? Так что ему надо было вчера?
— Я же объяснила вам — поговорить о надгробии.
— На это не требуется целых два часа. Вы знаете, сколько вы отсутствовали? Я видела, как он на вас смотрит. А вы… да на вас лица не было, когда вы вернулись.
Корделия раздраженно отмахнулась от ее стенаний и пошла за сверхвежливым охранником к складу. В одной из боковых комнат расположилась барраярская планетная администрация, и там царила оживленно-сосредоточенная атмосфера, свидетельствующая о близости начальства. На двери кабинета были написаны имя и звание Форкосигана. Он был у себя.
Здесь же находился верный Иллиан, а также какие-то незнакомые капитан и коммодор, которые, видимо, как раз получали инструкции. Форкосиган приветствовал ее осторожным кивком, на который она ответила столь же сдержанно. Интересно, у меня такой же голодный взгляд, как у Эйрела? Правила этикета, за которыми мы прячемся от толпы, совершенно бессмысленны, если мы не научимся скрывать наши взгляды.