Осколки чести. Барраяр - Страница 54

— Оно на столе секретаря, Кор… капитан Нейсмит. Идите посмотрите.

И адмирал снова повернулся к ожидающим его офицерам.

Это была простоя табличка, обычное надгробие барраярского военного. Правописание, цифры и даты в полном порядке, все как надо. Форкосиган закончил свой разговор и подошел к ней.

— Все как следует?

— О да. — Корделия улыбнулась ему. — Вы смогли найти могилу?

— Да, ваш лагерь пока виден с воздуха, хотя еще один Дождливый сезон — и он исчезнет.

За дверью послышался какой-то шум, который перекрыл голос охранника:

— Это вы так говорите. Почем я знаю, может, это бомбы. Нельзя, нельзя.

Другой голос отозвался:

— Он должен расписаться в получении. У меня такой приказ. И нечего выпендриваться, будто это вы нас победили.

Второй из говоривших, техник-лаборант в темно-красной форме медицинской службы Эскобара, уже входил в кабинет — входил задом, ведя за собой на тонком кабеле антигравитационную подвесную платформу, похожую на причудливый воздушный шар. На ней рядком стояли большие закрытые емкости, примерно в полметра вышиной, снабженные пультами управления и отводными трубками. Корделия сразу же поняла, в чем дело, и теперь старалась побороть тошноту. Форкосиган недоумевающе смотрел на странное явление.

Техник повернулся.

— У меня накладная, на которой должна стоять личная подпись адмирала Форкосигана. Он здесь?

Форкосиган шагнул вперед.

— Форкосиган — это я. Что это такое… э-э…

— Лаборант, — шепотом подсказала Корделия.

— Лаборант… — машинально закончил Форкосиган, хотя его досадливый взгляд говорил, что ему нужна была вовсе не такая подсказка.

Визитер кисло улыбнулся.

— Мы возвращаем их адресатам.

Форкосиган обошел платформу.

— Да, но что это?

— Все ваши ублюдки, — отчеканил эскобарец.

Видя растущее недоумение Форкосигана, Корделия объяснила:

— Это маточные репликаторы, э-э… адмирал. Они функционируют самостоятельно, имеют собственный источник энергии… Но их надо обслуживать…

— Каждую неделю, — злорадно подтвердил техник. Он протянул пачку дискет. — А вот инструкции к ним.

Лицо Форкосигана выражало неподдельный ужас.

— И что, черт побери, мне с ними делать?

— Думали, что на этот вопрос должны будут отвечать наши женщины, да? — саркастически отозвался медик. — Лично я предлагаю повесить их на шею папочкам. На каждом указан отцовский генетический код, так что нетрудно будет определить, чьи они. Распишитесь вот здесь.

Форкосиган взял бланк получателя и дважды прочитал его. Потом снова обошел вокруг платформы, пересчитывая репликаторы. Вид у него был растерянный. Наконец он остановился рядом с Корделией и пробормотал:

— Я не подозревал, что такое возможно.

— У нас ими часто пользуются по медицинским показаниям.

— Они, наверное, чудовищно сложные.

— И к тому же дорогие. Вообще, я удивлена… Наверное, эскобарцы убоялись юридических сложностей — вправе ли они забирать детей вместе с матерями. А так ответственность ложится на тебя.

Эти слова вонзились в него, как пули.

— Они там все живы?

— Конечно. Видишь эти зеленые огоньки? Значит, все ищет как положено. Они плавают в своей амниотической жидкости, совсем как дома.

— Двигаются?

— Наверное.

Он потер щеку, не в силах оторвать взгляда от репликаторов.

— Семнадцать. О Господи, Корделия, что мне с ними делать? Конечно, врачи… — Он повернулся к своему секретарю. — Быстро вызвать сюда главного хирурга. — Потом чуть слышно спросил Корделию: — Сколько времени эти штуки работают?

— Если нужно — все девять месяцев.

— Могу я получить расписку, адмирал? — громко спросил техник. — Меня ждут другие обязанности. — Он с любопытством посмотрел на Корделию в ее оранжевой пижаме пленной.

Форкосиган рассеянно нацарапал свое имя на пластинке бланка, оттиснул рядом большой палец и вручил накладную обратно. Взгляд его все время возвращался к емкостям. Поддавшись любопытству, Корделия тоже обошла вокруг, читая показания датчиков.

— Младшему, похоже, около семи недель. Старшему больше четырех месяцев. То есть он зачат в первые дни войны.

— Но мне-то что с ними делать? — тоскливо повторил Форкосиган. Корделия еще никогда не видела его таким растерянным.

— Что вы обычно делаете с солдатскими детьми? Наверняка подобная ситуация уже бывала — может, в меньшем масштабе.

— Обычное решение проблемы — аборт. Но в данном случае это, пожалуй, уже сделано. Столько хлопот… Они что, ожидают, что мы будем поддерживать их жизнь? Плавающие эмбриончики — дети в баночках…

— Не знаю, — вздохнула Корделия. — Бедные, всеми отверженные детеныши! А ведь — не вмешайся провидение и сержант Ботари — один из этих консервированных ребят мог бы быть моим и Форратьера. Или, если уж на то пошло, моим и Ботари.

Услышав это, Форкосиган совсем позеленел. Понизив голос почти до шепота, он отчаянно воззвал:

— Но что я… что бы ты хотела, чтобы я с ними сделал?

— Ты просишь, чтобы я отдала приказ?

— Я никогда… Корделия, ну, пожалуйста…

Да, наверное, это настоящее потрясение: вдруг обнаружить, что ты забеременел, к тому же семнадцать раз — и в его-то возрасте… Она постаралась подавить улыбку — ведь он явно страдал — и сжалилась над его смятением.

— Безусловно, о них надо позаботиться. Я, право, не знаю, какова юридическая сторона дела, но… ты ведь за них расписался.

Адмирал вздохнул: