Но это не помогло. Она заметила, что ее тихо, но неуклонно преследует яснолицая молодая женщина по имени Айрин, которой, как решила Корделия, поручили заняться ею. Она возникала рядом за едой, в коридорах, гостиных — и всегда с новым предлогом для беседы. Корделия избегала ее, как только могла, — иногда ловко, иногда открыто.
Еще через неделю девушка снова растворилась в толпе. Корделия вздохнула с облегчением, но, вернувшись в каюту, обнаружила там новую соседку: спокойную немолодую женщину с твердым взглядом в гражданском платье. Она не была бывшей пленной. Лежа на постели, Корделия мрачно наблюдала, как та распаковывает вещи.
— Привет, я — Джоан Спрейг, — жизнерадостно представилась женщина.
Настало время говорить прямо.
— Добрый день, доктор Спрейг. Думаю, я не ошибусь, предположив, что вы начальник Айрин.
Спрейг помолчала.
— Вы совершенно правы. Но я предпочитаю, чтобы общение было непринужденным.
— Нет, это не так. Вы предпочитаете, чтобы оно выглядело непринужденным. Но быть и казаться — разные вещи.
— Вы — очень незаурядная личность, капитан Нейсмит.
— Ну… это больше относится к вам, чем ко мне. Что будет, если я соглашусь побеседовать с вами? Вы отзовете остальных ищеек?
— Я здесь для того, чтобы слушать вас, — но только тогда, когда вы будете к этому готовы.
— Ну, тогда спрашивайте, о чем хотите знать. Покончим с этим, чтобы нам обеим можно было успокоиться.
«Мне и вправду бы не помешала какая-нибудь терапия, — печально думала Корделия. — Так погано себя чувствую…»
Спрейг уселась на ее постель: на губах — мягкая улыбка, в глазах — пристальное внимание.
— Я хочу помочь вам вспомнить, что происходило, пока вы были в плену на барраярском флагмане. Каким бы ужасным ни было подавленное воспоминание, но осознать его — значит сделать первый шаг к самоконтролю.
— Хм-м… Кажется, у нас противоположные цели. Я с необычайной ясностью помню все, что со мной произошло в то время. И мне нисколько не трудно осознавать все это. Чего бы мне хотелось, так это все забыть, хотя бы ненадолго. Тогда я могла бы спокойно спать по ночам.
— Понимаю. Продолжайте. Почему бы вам не рассказать обо всем, что случилось?
Корделия перечислила события, начиная со старта с Колонии Бета и кончая убийством Форратьера. Она оборвала рассказ перед появлением Форкосигана, неопределенно проговорив:
— Я пару дней скрывалась по разным закоулкам, но в конце концов они меня поймали и посадили обратно в камеру.
— Так. Вы не помните, как вас мучил и насиловал адмирал Форратьер, и не помните, как убили его.
— Меня не мучили и не насиловали. И я его не убивала. Кажется, я только что сообщила вам об этом.
Врач печально покачала головой.
— Нам доложили, что барраярцы дважды забирали вас из лагеря. Вы помните, что происходило при этом?
— Да, конечно.
— Вы можете это описать?
Корделия закусила губу.
— Нет.
Тайна убийства принца ничего не значит для эскобарцев: невозможно ненавидеть Эзара Форбарру сильнее, чем они его ненавидят. Но даже намек на правду, попав в прессу, будет иметь катастрофические последствия для гражданского мира на Барраяре. Мятежи, военный переворот, свержение императора — все пойдет своим чередом. А если на Барраяре начнется гражданская война, разве Форкосиган не может в ней погибнуть? «Господи, ну пожалуйста, — устало подумала Корделия, — не надо больше смертей».
А эта проклятая врачиха сразу насторожилась… Видя себя в ловушке, Корделия решила отступить, хотя и понимала, что момент упущен.
— Во время бетанской астроэкспедиции на эту планету, как вы, наверное, знаете, погиб один из наших офицеров. По моей просьбе было изготовлено надгробие для его могилы. Вот и все.
— Понимаю, — вздохнула Спрейг. Она даже не скрывала, что считает ее слова отговоркой. — У нас есть еще один подобный случай. Девушку изнасиловал Форратьер или кто-то из его людей, а потом барраярские медики подчистили ей память. Наверное, надеялись спасти репутацию этого негодяя.
— Ах да, помню, я встречала ее на флагмане. Она была и в моей палатке, верно?
Доктор Спрейг поспешно махнула рукой — в знак того, что это профессиональная тайна.
— Насчет той девушки вы правы, и я рада, что она получает необходимую помощь. Но со мной вы ошибаетесь. И относительно репутации Форратьера — тоже. Единственная причина, по которой разошлась эта небылица насчет меня, кроется в том, что в глазах толпы быть убитым слабой женщиной еще позорней, чем собственным солдатом.
— Одних только данных о вашем физическом состоянии достаточно, чтобы я этому не поверила, — сухо заметила Спрейг.
— Каких еще данных? — на мгновение опешили Корделия.
— Данных, свидетельствующих о том, что вы подвергались пыткам, — отчеканила ее собеседница с мрачным, даже несколько сердитым видом. Но Корделия поняла, что гнев направлен не на нее.
— Что за чушь! Меня не пытали!
— Пытали. И заставили вас забыть об этом. Но скрыть физические следы они не могли. Вы знаете, что у вас была сломана рука и два ребра? На шее многочисленные синяки, сильные ушибы на голове, на голове, на руках и ногах — вообще на всем теле. А биохимический анализ крови свидетельствует о крайнем стрессе, сенсорном голодании, значительной потере веса, нарушениях сна, избытке адреналина. Мне продолжать?..
— Ах это… — сказала Корделия. — Это…
— «Ах, это?» — повторила врач, приподнимая бровь.
— Это я могу объяснить, — подтвердила Корделия, сдерживая смех. — В некотором смысле вина за мои грехи лежит на вас, на эскобарцах. Во время отступления я находилась в тюремной камере на борту флагманского корабля. Вы в него попали — и встряхнули всех, как камешки в банке, включая и меня. Вот откуда переломы и все такое прочее.