Осколки чести. Барраяр - Страница 71

— Последний раз я его видела после Эскобара: кажется, за два дня до отлета. У него все по-прежнему. Из больницы его выписали, мать ушла с работы и сидит дома, ухаживает за ним.

Пристыженный Куделка опустил глаза.

— А я тут ною из-за каких-то подергиваний. Извините.

У нее защемило сердце, и она покачала головой, не решаясь заговорить.

Позже, оставшись наедине с Форкосиганом, Корделия уткнулась ему в плечо. Он крепко обнял ее.

— Теперь понимаю, почему ты начал пить. Я бы и сама не отказалась сейчас от рюмки чего-нибудь крепкого.

— На следующей остановке мы поедим и выпьем по одной, — пообещал он.

* * *

Теперь они направлялись в лабораторное крыло. Дежурный военврач сердечно поздоровался с Форкосиганом и только чуть опешил, когда тот без всяких предисловий представил свою спутницу как леди Форкосиган.

— Я и не знал, что вы женаты, сэр.

— Недавно.

— Поздравляю. Я рад, что вы зашли посмотреть, пока они еще не все поспели. Это, по правде говоря, самое интересное. Не подождет ли миледи здесь, пока мы займемся нашими делами?

— Леди Форкосиган полностью в курсе.

— И кроме того, — весело добавила Корделия, — у меня к этому личный интерес.

Удивленный врач провел их в комнату мониторинга. Здесь осталось только шесть резервуаров. Дежурный техник как раз подвозил на каталке приспособления, видимо, одолженные в каком-то родильном доме.

— Доброе утро, сэр, — жизнерадостно поздоровался он. — Решили взглянуть, как будет вылупляться наш цыпленок?

— Надо бы тебе найти для этого какое-нибудь другое слово, — сказал врач.

— Да, но ведь родами это не назовешь, — резонно возразил техник. — Формально они все уже родились. Или уж потрудитесь придумать более точный термин.

— У нас это называют «откупорить бутылку», — подсказала Корделия, с интересом наблюдая за приготовлениями.

Раскладывающий измерительные устройства техник пододвинул под обогревающую лампу колыбельку и с любопытством посмотрел на Корделию.

— Вы — бетанка, да, миледи? Моя жена видела сообщение о браке адмирала в новостях, где-то среди объявлений. Я сам никогда не читаю этот раздел — очень там мелкий шрифт.

Доктор глянул на него с легким неудовольствием, подом снова, углубился в свои инструкции.

Ботари лениво прислонился к стене и полузакрыл глаза, чтобы не выдать волнение.

— Раствор готов, сэр? — негромко спросил техник.

— Вот он. Введите в питающую трубку…

Смесь гормонов начала поступать в аппарат. Доктор наблюдал за показаниями датчиков на своем мониторе.

— Пятиминутная готовность! — Он повернулся к Форкосигану. — Фантастическая штуковина, сэр. Вы ничего не слышали относительно выделения средств и персонала для создания таких установок?

— Нет, — ответил Форкосиган. — Я официально выхожу из этого проекта, как только последний живой ребенок будет… выпущен, закончен, как вы там это называете. Вам придется обращаться к своему прямому начальству. Вероятно, потребуется найти этому какое-нибудь военное применение, чтобы оправдать финансирование, — или, по крайней мере, придумать что-нибудь достаточно правдоподобное.

Врач задумчиво улыбнулся.

— По-моему, это стоящее занятие. Может оказаться приятным разнообразием после разработки новых способов человекоубийства.

— Время, сэр, — сказал техник, и врач вернулся к настоящему.

— Плацента отделяется хорошо — сжимается, как положено. Знаете, чем больше я этим занимаюсь, тем сильнее восхищаюсь хирургами, которые произвели операцию над матерями. Нам надо посылать побольше студентов-медиков на другие планеты. Не повредить плаценту — это самая… Так. Вскрываем. — Он откинул герметичную крышку резервуара. — Разрезаем мембрану — и вот она. Отсос, быстро.

Корделия заметила, что Ботари затаил дыхание.

Мокрое, барахтающееся дитя сделало вдох и закашлялось от холодного воздуха. Малышка показалась Корделии довольно славной: не вымазанная кровью и совсем не такая красная и помятая, как обычные новорожденные. Младенец заплакал — неожиданно громко. Форкосиган вздрогнул, а Корделия открыто засмеялась.

— Ах, она просто прелесть!

Корделия не отходила от двух медиков, которые делали какие-то измерения и брали анализы у крошечного, изумленного, ошарашенного и моргающего существа.

— Почему она так громко плачет? — тревожно спросил Форкосиган, который, как и Ботари, прирос к месту, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

«Знает, что родилась на Барраяре», — хотелось ответить Корделии. Вместо этого она сказала:

— Да ты бы тоже заплакал, если бы пара великанов вдруг выдернула тебя из сладкой, уютной дремоты и начала швырять, словно кулек с песком.

Техник бросил на нее обиженный взгляд, потом рассмеялся.

— Ну, ладно, миледи, — и он передал ей младенца. Врач снова хлопотал вокруг своей драгоценной машины.

— Моя золовка говорит, что их надо прижимать к себе, вот так. Не таскать на вытянутых руках. Я бы тоже орала, если бы думала, что меня держат над пропастью и вот-вот уронят. Ну вот, дитятко. Улыбнись-ка тете Корделии. Вот так, хорошо и спокойно. Интересно, ты успела запомнить сердцебиение своей мамочки? — Она стала напевать младенцу, и поплотнее завернула его в одеяльце. — Какое у тебя длинное и странное путешествие.

— Не желаете ли ознакомиться с устройством аппарата, сэр? — предложил врач. — И вы тоже, сержант? В прошлый раз вы задавали столько вопросов…

Ботари помотал головой, но Форкосиган подошел поближе выслушать технические объяснения, которые врачу явно не терпелось дать. Корделия поднесла ребенка сержанту.